Ирине Лысенко 35 лет. Ее мужу, Николаю, было 37. В августе 2022 г. он скончался в госпитале от полученных ранений. Николай был ранен в боях под Бахмутом. У Ирины ДЦП. Она получила травму при рождении, поэтому может передвигаться только при помощи ходунков. Сейчас они с дочкой Вероникой живут на пенсию в 4,2 тыс. грн. ($115), из которых три уходят на коммуналку. Выплаты за мужа Ирине все еще не пришли.
“Радио Свобода” поговорило с ней о ее муже, войне и любви.
– Я родилась в Украине, в городе Каменец-Подольский Хмельницкой области, где и живу всю жизнь. При рождении я получила травму: акушерка уронила меня, и из-за этого у меня развился ДЦП. Врачи долго не признавались моей маме, что у меня паралич. Один врач в Болгарии сказал нам, что если бы меня начали лечить сразу, то все бы могло сложиться иначе. Мама занималась мной, возила меня по разным странам, пыталась поставить меня на ноги. В итоге у нее получилось – теперь я могу ходить с помощью ходунков. Ходить на костылях я не могу, потому что мне не хватает опоры и силы в ногах. Без поддержки я не могу пройти и трех метров. Хожу я, можно сказать, за счет силы своих рук.
Я была на домашнем обучении в школе. Потом я поступила в техникум для детей-инвалидов. Туда принимали только детей со второй и третьей группами инвалидности, но мы с мамой добились того, чтобы взяли и меня, хоть у меня и первая группа. Я делала по 300 приседаний каждый день и по десять раз поднималась на пятый этаж, чтобы немного подкачать ноги. Я должна была доказать директору техникума, что мне не нужна посторонняя помощь, чтобы перемещаться по территории учебного заведения.
Со своим будущим мужем я познакомилась после техникума. Мама привезла меня выступать на конкурс в наш дом культуры, а Коля приехал к нам в город и решил зайти с друзьями в ДК. После конкурса он взял у меня номер телефона, и мы начали с ним созваниваться. Потом он приехал ко мне в город и уже больше не уезжал: мы поженились. Для меня это была любовь с первого взгляда. Я влюбилась в него моментально. А он – не знаю… Я не настаивала на том, чтобы он на мне женился. Я понимала, что я инвалид, а он полностью здоровый мужчина, который может найти себе здоровую девушку.
Мне было очень приятно с ним разговаривать. Мне очень нравилось проводить с ним время; нравилось, что он мне постоянно помогал. Я почувствовала, что это мой родной человек. Я поняла, что я влюбилась настолько, что просто не могу без него жить. В тот же момент он и сам признался мне в любви и позвал замуж. Я не знала, как отреагируют его родители, но он меня успокоил. Он сказал: “Я буду твоими ногами, буду тебе помогать”. Так все и вышло. Потом у нас родилась доченька – точная копия папы.
– В чем проявляется ваш недуг?
– Как я уже сказала, передвигаться я могу только с помощью ходунков. У меня часто бывают спастики (состояние непроизвольного движения или спазма мышц). Помимо этого, я не могу, например, делать большие шаги, картошку я могу чистить только так: ставлю на дощечку и срезаю шкурку, потому что по-другому не получается. Я сама убираю квартиру, стараюсь все делать сама. Я живу полноценной жизнью: у меня ведь растет дочка. Я получаю пенсию – три тысячи гривен, и дочка еще получает тысячу двести. За квартиру мы платим три – на это уходят мамина и бабушкина пенсии. Работать я, к сожалению, не могу, потому что передвигаться по городу в плохую погоду невозможно. Раньше мама меня возила, но теперь и она инвалид. Муж помогал, но теперь и его нет… Как-нибудь проживем. Мне много не нужно: ребенка одеть и накормить.
Знаете, Коля умер, и мне нужно поставить ему памятник. Они стоят 100-120 тыс. грн.! Город мне дает 10, где я возьму еще 100?! Выплат никаких пока нет, потому что, как мне сказали, он погиб не на поле боя, а в госпитале. Это единственное, что я могу для него сделать – памятник на Аллее славы.
– 24 февраля 2022 г. Как вы встретили этот день?
– Мы даже поверить не могли, что война началась. У нас родственники в России. Мы не ждали, что Россия может с нами так поступить. Потом мы позвонили троюродной сестре в Киев – она рассказала, что их сильно бомбят. Мы старались как можно больше родственников позвать к нам, в Каменец-Подольский, нас хоть не бомбят. Пускай нас будет 15 в квартире, но лучше так.
– Какие у вас отношения с родственниками из России?
– Мамин двоюродный брат позвонил в начале войны, и его жена спросила: “Ну что, как вам наш Путин?” После этого вопроса они пошли вслед за русским военным кораблем.
Мой двоюродный брат – он во Владивостоке – позвонил и предложил приехать к ним. Но я ему сказала, что Россия – это последнее место, куда бы я хотела поехать. Они переживают за нас, конечно, но дальше переживаний дело не заходит.
– Удивило ли вас то единение, с которым украинцы встретили войну? Сразу начали собирать деньги, “волонтерить”, а все внутренние конфликты между людьми как будто бы отошли на второй план.
– Моя бабушка прожила всю жизнь в селе. Сейчас туда же поехала моя мама, потому что бабуле 96 лет. Я скажу вам так: так биться за каждый сантиметр своего участка в селах, деревнях, как это делают украинцы, не умеет никто. Но после вторжения люди настолько объединились! У меня муж, например, сразу же записался добровольцем.
По словам Ирины, Николай не проходил срочную службу, работал строителем и был не обязан идти воевать, поскольку его жена – инвалид первой группы. Он сказал так: “Если я не пойду воевать туда, то они придут сюда. Моя жена убежать не сможет. Я должен идти туда и остановить их там”. Я уйти не смогу, но если бы они пришли, я бы лежа отстреливалась или подавала бы патроны другим. Я в своей жизни никого не обидела, но я уже не знаю, смогу ли я когда-нибудь произнести слово “Россия”, не испытывая гнев. Я теперь и пишу его с маленькой буквы.
Николая призвали только в мае 2022 г.: в теробороне попросту не было места. Он попал в артиллерию, воевал на бахмутском направлении.
– Пытались ли вы его отговорить?
– Нет. Он прошел все комиссии, но мне об этом не сказал. Он пришел домой вечером, когда ему уже вручили повестку, и сказал: “Я завтра ухожу на фронт”. Я была, конечно, в шоке. Я не знала, как я буду тут с дочкой во время войны, но я понимала, что с нами еще будет моя мама.
Я достала из холодильника мясо, нарубила фарш, приготовила ему котлеты в дорогу. Собрала ему все вещи. Мы разговаривали всю ночь. Мы вспомнили все наши 13 лет.
Когда он ушел, я была уверена, что это ненадолго. Он шел туда и был полон энтузиазма, сказал: “Не переживай, все будет хорошо”. Он каждый день звонил мне по нескольку раз. Если возможности позвонить не было, то он просто отправлял мне какой-нибудь смайлик.
Когда он только попал на фронт, Бахмут был еще целый. Он говорил, что находиться там было очень тяжело: в городе много пророссийски настроенных людей, которые ненавидят украинцев. Он про это не раз рассказывал. Были и добрые люди, которые помогали, кормили.
– Война идет уже 11 месяцев. Не вошла ли война в привычку?
– К ней невозможно привыкнуть. Люди собирали и собирают деньги на помощь фронту. Я тоже передала из пенсии 500 грн. Я всегда держу в голове, что тем, кто на фронте, – им тяжелее. Наша жизнь не так важна; важно то, что происходит там, на фронте. Надо, чтобы ребята ощущали себя нужными. Они должны знать, что мы за них переживаем. Моя дочка – Вероничка, ей 11 – ходит в центры помощи и делает окопные свечки ребятам. Там же люди и гуманитарку собирают.
Когда мой муж ушел на фронт, ему тоже помогали. Кто бронежилет дал, кто каску, кто обувь. Можно сказать, что у каждой третьей семьи кто-то ушел на фронт. Есть, конечно, те, кто приезжают из Харькова, из Херсона, – они живут своей жизнью, их никто не мобилизует. Они заняты только экскурсиями.
Дочь Ирины сейчас учится в школе – дистанционное обучение чередуется с очным. Она хотела стать врачом, но после гибели отца передумала.
– Она сказала мне: “Если я кому-то не спасу жизнь, как не спасли моему отцу, я буду себя всю жизнь в этом винить”. Сейчас она занимается музыкой, играет на фортепиано. На праздник Святого Николая мужчина из Киева прислал ей гитару, а папу Веронички же звали Николай Николаевич. Она была уверена, что гитару ей подарил именно Святой Николай. Сейчас она через интернет учится играть на ней.
– Как она воспринимает все, что происходит сейчас? Взрослым людям сложно переносить тяготы войны, а детям, должно быть, еще труднее.
– Когда началась война, она не особо понимала, что это такое. Да, были беженцы. Да, мы им помогали, но она не совсем понимала, что происходит. Когда уже ее папа пошел на войну, тогда она посмотрела на жизнь иначе. Поняла, что такое война.
Мой муж, когда попал в Бахмут… Он чувствовал, что уже не вернется. Он подарил ей одеялко – там был нарисован большой лев и львенок, а моя доченька – она лев по гороскопу. Он никогда в жизни не дарил ей таких вещей: он мог подарить велосипед, самокат, телефон, но что-то такое никогда не дарил. Он заказал, находясь в Бахмуте, этот плед. Плед привезли прямо на день рождения Веронички – 2 августа. На нем было написано: “Я не могу пообещать, что я буду с тобой до конца твоей жизни, но я обещаю любить тебя до конца своей”.
Тогда моя дочка уже все поняла. Она спросила меня: “Мам, а папа уже не придет с войны?” Я сказала: “Придет, конечно. Такого быть не может, чтобы он не пришел”. Когда он погиб, у нее был сильный стресс, мы водили ее к психологу. У нее на нервной почве развился псориаз – до сих пор ничего сделать не можем. Она очень скучает по папе.
– Когда вы узнали о том, что ваш муж погиб?
– 14 августа я звонила ему, но он целый день не брал трубку. Только утром 15-го числа я до него дозвонилась. Я сказала: “Коля, что с тобой? Что случилось? Почему ты мне не звонишь?” Он очень тяжело дышал, еле проговорил: “Ира, я не знаю, я сам в шоке”. Тут я услышала крики: “Быстрее, быстрее. Дайте жгут, дайте жгут!”
Через час он уже не отвечал. Только в 10 утра я смогла до него дозвониться. Как я поняла, он тогда уже ехал в машине скорой помощи. Он сказал, что все будет нормально. Потом медсестра сказала ему положить трубку. Последние его слова были: “Я тебя очень люблю”. Потом он впал в кому, а 22 августа умер.
С нами никто не связывался. В части нам даже не сказали, где он лежит. Командир его подразделения нам даже не позвонил, не выразил слова поддержки. Нам до сих пор не отправили документы из части, хотя прошло уже пять месяцев – я не могу ребенку выплаты оформить. Только через его побратимов мы узнали, куда его отвезли.
Документы отдают сразу, если ты сам забираешь тело. У нас такой возможности не было: волонтеры просили на бензин 14 тыс. грн., а это почти пять моих пенсий. Я очень благодарна майору из военкомата: он сам поехал в Днепр, забрал тело и привез сюда, организовал похороны вместе с отцом Тарасом.
– Как прошел ваш разговор с дочкой? Вы сразу ей рассказали о гибели отца?
– Когда Коля попал в госпиталь, врач постоянно говорил, что сегодня-завтра он умрет, у него отказывали органы. Поэтому, когда Вероника спрашивала меня, как папа, я ей честно отвечала, что очень плохо. Она бы меня не простила, если бы я соврала. Она взрослая не по годам, мы с ней можем разговаривать часами как две подружки.
– Вы часто вспоминаете Николая?
– Постоянно. Еще не было такого момента, чтобы я о нем не вспоминала. Мне кажется, что я никогда не встречала человека, который так хорошо относился бы к своему ребенку. Он был папой с большой буквы. Он настолько любил свою доченьку… Если бы он мог достать ей звезду с неба, он бы обязательно достал.
Он летом обрывал все клумбы в городе, но каждый день приходил с цветами. Наше утро начиналось с кофе в постель, но не я ему варила, а он мне. Он постоянно готовил нам завтраки. Если первые пару лет мы притирались друг к другу, то последние пять лет все было просто великолепно. Может потому, что мы чувствовали: это последние наши пять лет.
Я боялась себе признаться, но я постоянно думала: “Так не может быть! Люди просто не могут так жить”. Я постоянно боялась. Я не верила, что люди могут так относиться друг к другу. Наверное, я никогда не смогу больше ни с кем быть, потому что он задал очень высокую планку. Он никогда не воспринимал меня как инвалида. Он воспринимал меня как здорового, нормального человека. Он просто понимал, что я не могу быстро спуститься по ступенькам, поэтому ждал. Он понимал, что мне часто нужна помощь, и он просто помогал.
Посмертно Николая признали почетным гражданином Каменца-Подольского. За день до публикации интервью Ирине написал командир дивизии, в которой служил ее муж. Ей пообещали отправить документы Николая.
